Александр Куклис – мастер текстуры

Александр Куклис называет себя не только художником, но и философом. Однако в его живописи вы не найдете ни экзистенциального страха, ни схоластического нравоучительства, ни даже постмодернистских головоломок. Темы его работ нарочито просты, они всегда об одном, о том, что есть вокруг нас здесь и сейчас, о присутствии и соприсутствии. Живопись А. Куклиса сложно назвать отвлеченно символистской, в ней не отыскать многочисленных семантических слоёв. Это не исповедь или учение, а просто иной взгляд на вещи. Вещи, живущие внутренним духом и от того несколько несуразно предстающие перед зрителем.

Что бы ни было изображено художником, оно всегда явится в новом свете, под новым углом, изменит контуры и облачится в неуклюжую прихотливую форму. Самовар подбоченившись устроится на столе с разъехавшимися ножками, одуванчики врассыпную кто куда побегут из вазы, а дома, приплясывая и вытягивая крыши, станут мериться ростом. Сюжет и динамику здесь задаёт скорее не изображенный предмет, а сам материал. Краска оживает, меняя цвет, форму, ускоряясь и цепенея в осознании собственного всесилия. В этом живописном измерении царят иные пространственные правила: в некой подвешенности пребывают вещи, наблюдая за парением цвета. Широкий мастихиновый мазок, не даёт расплыться цветовым пятнам, оформляя свободное движение руки мастера, придавая ему своего рода регулярность, геометризм. Картина приобретает сеть меридианов, пытающихся удержать хаос творческого волевого порыва. В эту структуру битого стекла впечатывается бесстыжая угловатая подпись художника. Случается порой, что в такой изобразительной манере иная тень или блик, теряя телесность и забывая о своем предназначении, вдруг убегает в запредельные абстрактно-супрематические фантазии. На место ее возвращает разве что колорит и все та же нарочитая скульптурность художественного языка. Растерявшаяся в этой суматохе перспектива компенсируется объемом живописных мазков. Для художника масло – несомненно, пластичный материал. Он лепит им, размазывая по холсту, царапая, оставляя островками и архипелагами на плоскости полотна. В первую очередь Александр Куклис – мастер текстуры. В его руках краска то сгущается, ложась тягуче, штукатурно; то, плавясь, стекает, оставляя за собой изрезанные берега ручьев, затем становится сухой как мел и чертит по уже вспаханному ландшафту холста. Картины выходят испещренными рельефом кисти, изрытыми. Сеть нечитаемых знаков порой будто накладывается поверх изображенного, словно зритель остаётся смотреть на живописный мир по другую сторону поцарапанного затёртого окна или мутно зеленного стекла так часто изображаемых художником бутылок, а может, и ярко-лоскутного калейдоскопа – зависит от настроения.

Куклис во многом декоративен, он наблюдает момент, выраженный в терминах своей живописи. Этот момент часто становится натюрмортом или покинутым городским пейзажем, порой выливается в изображение обнаженной фигуры. Радуют глаз вылепленные кистью формы – спящие, загорающие, всегда томные и спокойные девушки. В диковатой (от слова фовизм) манере ладно пишутся этнические и анималистические мотивы.

Живописная философия Куклиса – умудренная простотой. Он не станет загружать зрителя сложными аллегориями и контекстами. Постоянный контекст его живописи – быт окружающих нас вещей, способ их существования, «веществления». Художник накладывает на реальность имприматуру, которая по-новому показывает нам привычный мир в его пестроте и наивности, мир, которому хочется улыбнуться.